Просматривает записи дневников в категории: Прелесть

  • Анна Ч


    Глава 6: Неверие, нечистота и отчаяние суть три двери, открывающие для диавола доступ в душу человека. Двоякий способ искушения диаволом людей: немощных - похотями, а праведников – лестию

    Душа человеческая, подобно дому, имеет три двери, чрез которые вор может проникнуть в нее; одна называется - порта, т. е. главная дверь, другая - парапорта, т. е. боковая дверь, и третья - боковая дверца (калитка) -парафири. Если хотя одна из этих дверей будет открыта, то вору открыт доступ и в дом, ибо, если будет закрыта только боковая дверца, то будет освещать вторая дверь (т. е. открывать взору врага то, что находится внутри дома); если же окажется закрытой и вторая дверь, то будет освещать главная дверь. Если же закрыть и главную дверь, то совершенно скроется (от взоров врага) внутренность дома, вор не увидит ни единой самомалейшей вещицы в нем, не будет знать, что ему украсть, как проникнуть, не увидит, что и в какой щели припрятано, чтобы нащупать пальцами, разыскать, похитить и убежать, ибо сокровенность охраняет жилище неокраденным. Зажечь же свет, чтобы чрез окно разглядеть внутренность, достать что-либо рукой и, ощупав, похитить, - боится, чтобы не увидал сосед его огня, не пришел бы и не поймал бы его. Поэтому и боится вор света лампады, при наружном же свете не боится... [В этих словах - намек на слово Господне (Мф.6, 6) о молитве в заключенной от наружного света храмине души; наружного света диавол не боится, это означает рассеянную внешними впечатлениями душу, которая делается приступной диаволу]. Ибо тогда видит он, в каком уголке жилища драгоценности, ворует, похищает, убегает, и дом остается пуст.

    Подобно сему и у человека есть три мысленные двери: одна называется неверием, другая - нечистотою, а третья -отчаянием. (Неверие святой называет главной дверью, ибо чрез неверие в заповеди Божий и чрез забвение Бога люди больше всего согрешают, нечистота же открывает двойной доступ диаволу, усиливая его власть над человеком, а отчаяние совершенно предает человека врагу. Следует заметить, хотя человек и будет нравственно жить и, следовательно, закроет доступ врагу чрез дверь нечистоты, но если не уверует как должно, то не закроется доступ диаволу чрез дверь неверия и не избежать человеку окрадения).

    Если же затворится дверь нечистоты, то будет показывать диаволу ход дверца отчаяния, если же и дверца отчаяния заключится, то все-таки будет освещать путь главная дверь неверия. Когда же затворится и главная дверь неверия, тогда сердце озаряется благодатию Всесвятаго Духа, просветляется мысль человека, и он начинает творить заповеди Христа своего, Распятого Иисуса.

    Тогда благодать Всесвятаго Духа становится для бесов как бы тьмою, скрывающею душу от (взора бесов) проныр и всех клеветников (диаволов), скажем лучше - от всех неверующих (т. е. ослепших духовным зрением, которое есть вера, и не могущих взирать на сияние Всесвятаго Духа).

    Если же, наоборот, найдут проныры все три двери отверстыми, что способны они тогда наделать с душой? Не обнажат ли они дом тот, не оставив в нем и гвоздя? Не ограбят ли его совершенно и отымут рассудок, так что человек начнет творить сам для себя безумие (т. е. сам себя губит); не так ли? Коварные же проныры есть полк Денницы (которых мы так называем по следующей причине): когда Денница преткнулся, превратился в веельзевула, очутился в аду с полчищем своим, где пребывает и поныне, с того самого времени, как Михаил-архангел воскликнул: «Станем добре, станем со страхом Божиим»*, - тогда падшие духи, свергшись с неба, одни остановились на высотах (надземных), другие - в воздухе, третьи - в водах, прочие же вместе с Денницею - в земле (т. е. в безднах ее). Пребывающие же вне ада (т. е. на поверхности земли, в водах, воздухе и на высотах) называются коварными пронырами, ибо они и наверх восходят**, и на низ опускаются (т. е. восходящих в добродетелях преследуют, подражая добродетелям, павшим же соделывают явное зло).

    Восхождение бесов наверх означает следующее (т. е. восходящую в добродетелях душу они искушают следующим образом). Как только душа праведника начнет восходить (к совершенству), шествовать путем Господним, тотчас устремляются за нею и коварные проныры, говорим - клеветники (диаволы), чтобы запнуть душу праведника и свергнуть вниз, во ад. Стараются же они так усиленно из-за того, чтобы не дать (человеку) преуспеть и взойти на ту высоту, с которой сами низверглись. В этой зависти своей они поступают так, как какой слуга, раньше служивший царю или вельможе, или архиерейский диакон, или какой подмастерье мастеру, изгнанные от своих господ за дерзкое бесчиние; одним словом, как убежавшие: ученик от мастера, диакон от архиерея, слуга от вельможи... Диакон, убежавший от своего архиерея, злословит и осуждает его, чтобы никто другой не стал бы с архиереем жить; когда же кто поступит к архиерею, убежавший диакон всячески старается, чтобы другой не ужился у архиерея, дабы тем оправдать себя перед людьми, что не он, диакон, виноват, но архиерей, и что-де другие люди тоже не могут ужиться с архиереем.

    Так поступает и прогнанный слуга по отношению к господину своему; подобное творит и подмастерье мастеру своему. Подобно сему и злые духи оклеветывают во всем судьбы и заветы Божий, дабы из зависти не дать людям унаследовать то место, которое они утратили, и дабы явить себя правыми, Бога же неправым, а выполнение заповедей Его якобы невозможным...

    Если злые духи видят человека, имеющего благодать Всесвятаго Духа, говорим: незлобивого, не воздающего злом за зло, возделывающего все добродетели, - то, следовательно, (какой завистию распаляются) против души сего праведника, сколь сильно колебать, сотрясать в подвигах должны они ее, будучи злоборцы по естеству, и сколь злобна должна быть брань их?

    С одинаковою яростью преследуют эти проныры душу, как при восхождении, так и при нисхождении (т. е. праведников стараются запнуть в восхождении по ступеням духовных подвигов, а грешников ввести в тягчайшие грехи), чтобы не дать ни единой душе взойти и возобладать задатком праведных (т. е. чтобы не дать человеку приобрести благодать, когда же приобретет, - не дать ему удержать дара Святаго Духа - задатка будущего блаженства). Какой бы (благодати) ни сподобился праведный, проныры устремляются (за праведным и на сию степень), стараясь и здесь отторгнуть его руки от рук праведных (т. е. ангелов) и свергнуть во ад следующим способом: сначала стараются нацепить его на свой крючок гордости, приучить творить дела погибели, чтобы, таким образом, сама душа заклала бы себя в жертву аду своею погибельною гордостию, чтобы сею погибелью принудить руки праведных (т. е. ангелов, защищающих душу человеческую, приявшую благодать), отвратиться от нее (т. е. перестать защищать и путеводить возгордившегося праведника и предоставить его .во власть врагов).

    С этою целью злые духи искусно льстят праведнику, начиная велиим гласом восхвалять его (когда все попытки иначе запнуть праведника окажутся безуспешными); бесы говорят: «Победила ты нас, о душа; праведностию твоею в конец низложила нас; боролись мы со тьмами душ, одолели их, обладаем ими; вступили мы и с тобою в борьбу, чтобы завладеть тобою, как завладели теми душами; но не успели и начала положить, как ты уже одолела нас, взошла на высшую степень праведности; ныне мы не можем больше бороться с тобой, ибо теперь Праведник держит тебя на руках Своих с праведностию твоею, а посему мы бежим от тебя, продолжай восходить беспрепятственно, ибо никто не в силах помешать твоему восхождению в добродетели, ты окрепла в добродетелях, как никто другой. .Никто другой не совершал такого пощения, какое ты совершала и совершаешь; никто не имел такого смирения, какое ты имела и имеешь; за это Бог даровал тебе разум и мудрость, чтобы ты поучала погибающие души душевному спасению и тем отвращала бы их от погибели, избавляла от кары. Радуйся, о, душа! Радость тебе (сугубая), ибо ты не только свою душу спасла, но еще и другие многие души спасешь славою твоих добродетелей; слава о тебе разгласилась до концов вселенной, и призывающие имя твое тотчас исцеляются от всякой болезни и всякой немощи. Отныне не подвизайся больше о своем спасении, ибо душа твоя стала господствовать над страстями, ибо Бог держит ее на руках Своих; ничто для нее больше не опасно; подвизайся лишь о том, чтобы совершенствовались души других, так как они прослышали о тебе, о славе твоей, и нуждаются в тебе, желают видеть твой ангельский лик, дабы ты отверз свои всемудрые уста, подвиг бы свой спасительный язык, и силою слова твоего умудрил бы слушателей, внимающих тебе. Когда же они уйдут, то, пока не придут другие слушатели, ты позаботься о том, чтобы приготовиться, что сказать им, ибо сильно желают послушать тебя. Поэтому, отныне не прилагай усердия к совершению дневных служб и канона твоего, - твои службы и твой канон будут теперь состоять в заботе о приготовлении поучений слушателям, ибо ты получил от Бога дар возвещать великие изречения слушателям и словом твоим просвещать их!»... Также и другие преславные дела внушают они творить, дабы вложить ему в мысль свой сильнейший яд погибельного мудрования (псилафизмов погибели, т. е. самомнения), чтобы он, прияв их, погиб бы. Ради этого они на время отступают от подвижника (т. е. перестают возбуждать в нем греховные помыслы и похотения, как то делали раньше, когда пытались ввергнуть его в грех явного беззакония), отходят, отстраняются, пока не успеют во всем (т. е. пока тот не поверит их лести и не примет их лестных предложений). Когда примет несчастный человек в мысль свою сей бесовский яд, начинает прельщаться самим собою (псилафизоваться) и, если совершил какие-либо, хотя незначительные подвиги, то, в мудровании своем и в погибельной мысли своей (т. е. в гордостном помысле), мнит о себе, что достиг будто верха совершенства в добродетели, не давая себе отчета в том, в каком состоянии находится душа его. Мудрования ложные объемлют его (т.е. помыслы самомнения); он соглашается со всем, что бы они (лукавые помыслы) ни сказали, верит им и пускает душу свою стремглав низвергаться в пекло адское, воображая, что восходит якобы на верх совершенства...

    Он начинает учительствовать, заботиться о поучениях, что сказать и как поучать слушателей своих, внимающих ему. Приходит к нему один из его слушателей и говорит: «Радуйся, отче! Радость тебе! Ты славою своею спас столькие души и наши души украсил венцами с каменьями бесценными; какими же, следовательно, многоценными драгоценностями украшаешь ты собственную душу твою? Лик твой ангельский, подобный херувимам и серафимам, свидетельствует о великой благодати, которую ты приял!..» Сказавшие это слушатели, получив благословение, уходят - льстец же остается с ним в доме его (т. е. дух льстящий остается с ним в мысли его); праведника объемлют помыслы; эти обольстительные помыслы совершенно увлекают его, он мнит, что взошел на верх совершенства и повторяет за диаволом: «Не только одну свою душу украсил я столькими венцами добродетелей, возделанных мною, но и многие души других, вне, в миру, украсил я многоценными камнями, за что и исплетается мне славою моею драгоценнейший венец, как о том свидетельствуют восхваляющие меня слушатели мои, получившие пользу для душ своих. Не будь меня, в миру, чтобы спасти их, надо было бы вторично прийти Христу. Христос же, придя в первый раз, хотя и сотворил столькие чудеса, однако не мог исправить мира; в довершение всего, Его Самого на древе распяли, а я славою своих совершенств спас столькие души, и слава моя исплела драгоценные венцы этим душам»...

    Отступило чадо гордости от подвижника, приступила мать лености, и вот он начинает сосать молоко матери лености, повторяя за ней: «Подвизавшись добрыми подвигами с самых юных лет моих, я ныне завершил себе венец совершенств со столькими многоценными камнями, славою моей праведности спас столькие души за время от преполовения лет моих до нынешней старости моей; ныне же, на старости моей, да упокою несколько на ложе тело мое, ибо тело сие приобрело мне славу с великими трудами; да почиет же ныне плоть сия на старости своей». И впадает он в нерадение лености.

    Отступает от него мать лености, приступает дочь блуда, и повторяет он за ней следующее: «Я, стяжавший столь великую славу и спасший столькие души, не обрету блага для души своей, если сам не рожду чад и не спасу их; тогда лишь буду я вполне уверен, что спас душу свою». И начинает он псилафизоваться (т. е. обуреваться помыслами) о плоти своей, ищет много - разнообразных снедей, дабы укрепить плоть свою для детородства; наконец, впадает в блато нечистоты, как свинья в грязь...

    Тогда отступает от него дочь блуда, приступает сын злобы (досл.: враждоборства); праведник злословит Церковь и говорит: «Не признаю я ни Церкви, ни установлений церковных.., ибо славою моих совершенств я спас столькие души в миру...»

    Ради этого всего я и говорю тебе: когда проныры найдут все три двери открытыми (т. е. дверь неверия, дверцу нечистоты и дверцу отчаяния), то не оставят ни дощечки, ни гвоздя. Говорим: не допустят проныры тогда ни пребыть покорным Церкви, ни целомудрие сохранить неоскверненным, но разобручат подвижника с Церковию Христовою, осквернят его целомудрие сладострастными делами, обнажат человека от даров Божиих, окончательно удалят его от руки Божией, низведут к Деннице; станет он тогда подвластным Деннице, хотя будет считать себя находящимся «в руце Божией» (т. е. думать, что имеет ту благодать, которую стяжал прежде и, прельстившись самомнением, теперь утратил).

    Православный сайт - Запорожская социальная сеть - Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого Афонского
  • Анна Ч
    Из книги схм.Епифания "Жизнь святителя" Феофана Полтавского,
    (...)выдержки из некоторых писем, как из числа опубликованных, так и неопубликованных, затрагивающих различные стороны духовной жизни(...):

    Прелесть первая — нечувствие своей греховности

    Некто, обращаясь к Архиепископу Феофану, просил его разъяснить различие двух понятий, общего: “все мы в прелести”, по выражению Еп. Игнатия Брянчанинова, и встречающегося в аскетической литературе частного: кто-то находится в “прелести духовной”.

    “Чтобы понять выражение “все мы в прелести”, — отвечал Владыка Феофан, — необходимо принять во внимание следующее. Главным подвигом своей жизни древние подвижники почитали “покаяние или плач о грехах своих”. Об этом имеется много их изречений... И чем выше человек по святости, тем глубже у него сознание своей греховности. И, наоборот, чем обыкновеннее человек, тем слабее у него сознание своей греховности, а у большинства оно и совершенно отсутствует. Поэтому-то большинство людей и не понимает подвига покаяния и не чувствует потребности в покаянии, поскольку о них можно сказать, что все люди этого рода находятся в прелести. И о всех нас, поскольку мы слабо чувствуем и видим свою греховность, можно сказать, что мы, в меру слабости сознания своей греховности, находимся в прелести!

    Древние говорили: “Как тень от тела нашего последует за нами повсюду, так повсюду мы должны иметь с собою плач и сокрушение духа” (Отечник. Изречения (древних) старцев, параграф 10). И “неугодна та молитва пред Богом, в которой мы не чувствуем себя грешными пред Ним”.

    А можем ли мы похвалиться такой молитвой?

    И пока не можем, до тех пор должны сознавать, что молитва наша несовершенна пред Богом!

    Такова духовная прелесть в общем смысле слова, которою страждет все человечество, а в том числе и мы!

    Замечательно, что сектанты и все неглубокие христиане совсем лишены этого чувства греховности. Явный признак, что все они находятся в прелести!


    Прелесть вторая — воображение своей праведности

    Я разъяснил вам в прошлом письме, что нужно разуметь под “прелестью вообще”. Теперь остается разъяснить, в чем состоит так называемая прелесть в отличие от прелести вообще. Хорошо об этой прелести говорит св. Исаак Сирианин. “Деятельность крестная двоякая. По двоякости естества и она разделяется на две части. Одна, состоя в претерпении плотских скорбей, производимых действованием раздражительной части души, и есть, и называется деятельностью. А другая заключается в тонком делании ума и в божественном размышлении, а также и в пребывании на молитве и так далее, она совершается вожделительной частью души и называется созерцанием.

    И одна деятельность очищает, по силе ревности, страстную часть души, а вторая — действенность душевной любви, то есть естественное вожделение, которое просветляет умную часть души. Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части, переходит к сей второй, привлекаемый ее сладостью, не говоря уже, своею леностью, постигает гнев за то, что не умертвил прежде уды свои, “яже на земли” (Кол. 3, 5), то есть не уврачевал немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной” (Слово 55).

    Из приведенных слов св. Исаака Сирина видно, что собственно так называемая прелесть состоит в том, что человек начинает порываться жить выше своей меры. Еще не очистившись от страстей, стремится к жизни созерцательной, мечтает о духовно-благодатных наслаждениях. В этом случае человека постигает гнев Божий, который состоит в том, что от человека за высокоумие отступает благодать Божия, и он подпадает под влияние лукавого. Тот действительно начинает увеселять его тщеславие высокими созерцаниями и услаждениями. Но созерцания эти и услаждения не от Бога, а от лукавого. В таком состоянии пишутся все богословские сочинения, желающие сказать новое слово, отличное от словес святоотеческих. И этого рода суть все услаждения, которыми услаждаются нечистые и высокоумные души, мечтающие о себе выше меры.

    В кратких словах, отличие “всеобщей прелести” от прелести в собственном смысле, на основании сказанного, может быть выражено так: прелесть всеобщая есть забвение и нечувствие своей греховности (первая прелесть). Прелесть собственно так называемая есть приписывание себе праведности, в действительности не существующей. А если кажется человеку, что имеет он праведность, то эта праведность не Божественная, а бесовская, чужда благодати Божией и смирения. В этом смысле и нужно понимать известное изречение аввы Пимена Великого: “Человека согрешающего и кающегося предпочитаю несогрешившему и некающемуся. Первый имеет мысль благую, признавая себя грешным, а второй имеет мысль ложную и душепагубную, признавая себя праведным” (Игнатий Еп., Отечник, параграф 75).

    То, что было сказано о письмах Архиепископа Феофана, в полной мере можно отнести и к его проповедям. Все они проникнуты не только духом, но и буквой Святых и Блаженных Отцев. В этом он следует неуклонно святоотеческой традиции, на что указывает Святой Вселенский Шестой Собор в правиле 19:
    “Предстоятели Церквей должны во вся дни, наипаче же во дни Воскресныя, поучати весь клир и народ словесем благочестия, избирая из Божественнаго Писания разумения и рассуждения истины и не преступая положенных уже пределов и предания Богоносных Отцев: и аще будет исследуемо слово Писания, то не инако да изъясняют оное, разве как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях, и сими более да удовлетворяются, нежели составлением собственных слов, дабы, при недостатке умения в сем, не уклонитися от подобающего. Ибо чрез учение вышереченных Отцев люди, получая познание о добром и достойном избрания и о неполезном и достойном отвращения, исправляют жизнь свою на лучшее и не страждут недугом неведения, но, внимая учению, побуждают себя к удалению от зла и страхом угрожающих наказаний соделывают свое спасение”.

    СХИМОНАХ ЕПИФАНИЙ (А.А. Чернов). Жизньсвятителя. ФЕОФАН, АРХИЕПИСКОП ПОЛТАВСКИЙ ИПЕРЕЯСЛАВСКИЙ
  • Анна Ч


    преподобный Иосиф Исихаст
    "Изложение монашеского опыта"


    ПИСЬМО 6.
    О том, как впадают в прелесть подвижники, когда у них нет наставника, и каково лекарство для их исцеления

    Вот ты услышал, как приходит благодать. Послушай и о том, как впадают в прелесть. И от подвижников требуется большое внимание.

    Ибо многие пали прежде и сегодня падают каждый день. Так, когда кто‑нибудь примет ложь за правду, превозносясь, начинает говорить и учить, что человек хочет и не делает. Что если захочет и понудит себя, станет сосудом благодати. И, гневно споря с несогласными, такой мало-помалу впадает в прелесть и становится рабом беса, утверждая, что все пойдут в ад, ибо ни у кого нет ведения, кроме него. И прекращает слушаться тех, которые говорят ему полезное. И затворяется в уединении, исполняя волю живущего в нем беса. И если останется в затворе, бес его или утопит, или повесит, убеждая его, что он станет мучеником. А если этого и не добьется, то ввергнет такого в безразличие и нерадение, чтобы тот все оставил и только ел и упивался. И монах даже не понимает, что упал, и не просит исцеления, но думает, что хорошо подвизается и что таковы путь и истина. Человеколюбивый же Господь ожидает, чтобы тот понял, откуда упал. И если тот поймет свое падение, может исцелиться.

    Вот, чадо, один из видов прелести. И лекарство от него – чтобы человек узнал, что прельстился, и со слезами обратился к опытному врачу, способному его спасти, дать подходящее лекарство для безопасности его души.

    А мы давай вернемся к тому, на чем остановились. И скажем: если человек не уйдет от братьев, как тот, о котором мы сказали, но хоть и пребывает в неведении и думает, что он сам приобрел благодать, и спорит о том, что человек может, если захочет, понудить себя и приобрести благодать, то все же есть у него и страх и он говорит с естественным рассуждением: «Как я могу осуждать других, думая, что ни у кого нет ведения и только я оказался просвещенным?» И сражается с помыслами, нанося и получая удары. А благодать Божия мало-помалу удаляется и попускает ему впадать в искушения, чтобы он научился смирению. Он же, не терпя ярости помыслов и боясь прельститься, уходит, ища опытного старца, чтобы тот исцелил его рану.

    И хотя все отцы хорошие и святые, и каждый из них высказывает свое мнение, однако он не исцеляется, потому что не пришло еще время, чтобы Бог открыл врача и лекарство. И поэтому он не получает извещения. И потому, что ему необходимо слово от делания того, кто выше его, чтобы его смирить и низвергнуть превозношение. И, не находя того, что ищет, – ибо нет у него терпения ждать, чтобы оно пришло, когда того хочет Господь, – еще больше надмевается. И тогда он оставляется немощи естества. Уходит благодать. Немоществует тело. Не может он, как когда‑то, исполнять обычные обязанности. Его душат нерадение, уныние, тяжесть тела, безмерный сон, расслабление членов, помрачение ума, безутешная печаль, помысел неверия, страх прелести. И не в силах терпеть, он бежит искать помощи. Но, как мы уже много раз говорили, трудно найти сегодня деятельного наставника. Поэтому кто‑то говорит ему есть молоко, яйца, сыр, мясо, чтобы поправиться. И он, не в силах сделать иначе, слушается. Ибо потерял терпение и охладели в нем ревность и пыл веры, и потому, что от слов всех отцов он стал как безумный. Одни ему говорят: «Ты впал в заблуждение». Другие: «Ты впал в прелесть, так и другие погибли». И каждый, в согласии со своим ведением, по любви говорит ему то, что знает. И он начинает есть, пить, копать и прочее. И становится прежний делатель трезвения торговцем, виноградарем и садовником.

    И он не довольствуется даже тем, чтобы оставаться на общем пути отцов. Но или совсем оставит монашеский образ и женится, или станет, как мы сказали, рабом плоти и врагом других подвижников. И если от кого‑нибудь услышит, что тот постится, бодрствует по ночам, плачет, молится, то гневается, возмущается, говоря: «Это все прелесть, ты прельстишься. В наше время Бог этого не хочет. И я это делал, и меня чуть ли не связывали цепями». И так и сам он совершенно пренебрегает своими духовными обязанностями, живя в великом бесчувствии, находясь в преддверии ада из‑за грехов, в которых он ежеминутно утопает. И для других становится препятствием ко спасению. И хочет, чтобы все стали такими, как он, который прежде был пламенным подвижником, а теперь – раб бесов.

    Такова, чадо, другая прелесть, которая похищает подвижников. А лекарство от нее – смирение сердца и то, чтобы он возвратился туда, где был, и с терпением ожидал милости Божией. И если придет Божия помощь, то хорошо, в противном же случае пусть он подчинится послушанию, смирится, шествуя общим путем отцов. Мы же возвратимся опять к своему.

    И скажем: если тот, о котором мы сказали, выдержит подвиг, с терпением ожидая милости от благоутробия Божия, смиряясь… то, когда сперва испытает немного наставления отцов и увидит, что не происходит никакого исцеления, ибо то, что они ему дают, – лекарство неподходящее, не то, которое нужно, но должно быть какое‑то другое, которое, конечно же, у кого‑нибудь есть, – начинает со слезами, смиряясь, просить этого у Бога и у людей.

    А Святой Бог еще больше скрывает Свою благодать и оставляет его искушениям, пока совершенно его не смирит и не научит хорошенько тому, как он должен мыслить, ибо пока у него все еще есть гордость. И здесь уже самый большой подвиг, и испытывается чистота намерений подвижника, как золото в печи. Ибо потому, что он полон страстей, а более всего – гордости, он и предается в руки малодушия, уныния, гнева, хулы и всякой другой злобы врага. И вкушает каждое мгновение душевное удавление, и пьет от вод ада, и все его страсти возбуждаются бесами днем и ночью. А Господь стоит поодаль, не укрепляя его, как прежде.

    А истинный подвижник во всех этих бедствиях не покидает своего места, но стоит, обороняясь и собирая части своего корабля, разбитого сражением с бесами. Сидит, рыдая и оплакивая свои раны. И старается исцелить свои язвы. И стойко ожидает или ослабления искушений, или совершенного их истребления. И, имея малую надежду, говорит: «Лучше умру в борьбе, чем оставлю свое место и тем будет поруган путь Божий. Ведь я имею столько свидетельств тому, что этим путем прошли все святые». А более всех других отцов нас в этом убеждает и воодушевляет авва Исаак Сирин, похвала безмолвия и утешение подвижников.

    И такими утешениями он исцеляет потихоньку уныние и проявляет терпение. Тело же исцеляет скудной дешевой пищей, чтобы вынести и вытерпеть скорби и телесные подвиги. И все силы ума вкладывает во внимание – чтобы в смятении бесов и страстей не похулить имя Божие.

    И этот великий подвиг длится довольно долго, соответственно терпению каждого и сколько того пожелает Бог. Пока совершенно не очистит его от различных страстей и не приведет его к совершенному ведению, чтобы он ясно увидел, что происходит от него и что от Бога. И когда он будет должным образом испытан, начинает правильно мыслить, говоря в себе: «О смиренный и окаянный! Где то, что ты говорил, – что другие не понуждают себя и потому не преуспевают? Горе тебе – ведь «аще не Господь созиждет дом» (Пс. 126, 1) твоей души, всуе ты трудишься».

    Об этом и о многом другом он размышляет и постоянно борется с бесами. Один удар наносит – десять получает.

    И этот один удар, который он наносит, есть терпение. Которое Бог не забирает полностью, но немного оставляет ему, чтобы он, прилагая усилие, стоял. И некий голос тайно ему говорит: «Смотри, не сойди со своего места, ибо упадешь и совершенно погибнешь. И память твоя будет вычеркнута из книги жизни. И станешь хуже мирских!» И поэтому он терпит. А злобные бесы так с ним борются, что едва его не удушают. И во сне он их видит целые полчища. И они его мучают тысячами способов. А бодрствуя, он видит волнение всех страстей.

    Всеблагий Бог да даст нам мужество и терпение, чтобы мы благополучно миновали эту душевную опасность.
    Изложение монашеского опыта - читать, скачать - преподобный Иосиф Исихаст