Похвала и лесть. Н.Пестов

Я питал вас молоком, а не твердою пищею.
1 Кор. 3, 2​

Очень мудрую и интересную формулировку нашего поведения в отношении окружающих нас дает прп. Исаак Сириянин, который пишет:

«Когда встретишься с ближним своим, принуждай себя, оказывать ему честь выше меры его. Целуй его руки и ноги, обнимай их часто с великой честью, возлагай их на глаза себе и хвали его даже за то, чего он не имеет.
А когда разлучишься с ним, говори о нем все хорошее, и что ни есть досточестного. Ибо этим и подобно этому привлечением его к добру заставишь его стыдиться от той чести, которую ты оказываешь ему, и посеешь в нем семена добродетели.
От такой приобретенной тобою привычки на тебе отпечатается добрый образ, ты приобретешь в себе высокое смирение и без труда преуспеешь в великом. А сверх того, если чествуемый тобой и имеет какой недостаток, то легко примет от тебя исправление, пристыженный той честью, какую ты оказал ему.
Пусть всегда будет у тебя этот нрав — ко всем быть благоприветливым и почтительным. Никого не огорчай по причине злых дел и никому не завидуй. Не берись кого-либо и в чем-либо порицать и обличать».

Некоторые положения из этого замечательного наставления прп. Исаака могут вызвать недоумение. Преподобный велит в глаза человека «хвалить его даже за то, чего не имеет».
Но ведь это будет неправдой, здесь будет то, что называют лестью! Вместе с тем, говоря так, мы будем, возможно, развивать у ближнего тщеславие?

Чтобы понять эти кажущиеся противоречия, приведем аналогию.

Полезны ли лекарства? Чаще всего лекарство — это яды и могут только вредить здоровому организму. Но принятие их в соответствующей дозе вылечивает болезнь. Следует учесть также, что те, кто нас окружает, в громадном большинстве духовно больны (грехом) и требуют лечения.

Нелегко найти путь к их сердцу. А без этого ни наши слова, ни наш пример не будут на них действовать. И только стяжав их глубокое расположение к себе (а если возможно, и любовь), мы получим возможность влияния на них и через это достигнем и их исправления. Вот ради такой великой цели, следуя добродетели рассудительности, и рекомендует прп. Исаак и преувеличение, и потворство тщеславию.

Об этом свидетельствует и игумения Арсения, исходя из своего собственного опыта:

«Похвала, иногда и просто по-человечески приятная и ласкающая самость, бывает полезна как ободряющая унывающий дух.
Бывало, при матушке (старица Ардалиона Усть-Медведицкого монастыря) почувствуешь уныние духа от понятия и ощущения полной греховности и немощи своей и придешь к матушке с просьбой, чтобы она похвалила меня и уверила бы меня в моей способности к спасению.
Матушка действительно начнет уверять, и так серьезно и сильно, что я поверю — и утешусь и ободрюсь.
И не боялась она поблажить самости, но и ее употребляла как оружие, спасающее против уныния, наносимого иногда силою вражьего. Так “десными” и “шуиями” соделывается наше спасение».

Здесь следует, однако, оговориться. Применять в жизни указание о пользе похвалы прп. Исаака Сириянина и игумении Арсении целесообразно лишь для духовно немощных христиан, требующих ободрения и поощрения на узком пути ко спасению.

В том же случае, когда христианин идет ко спасению достаточно твердыми шагами и не нуждается в костылях, то слова похвалы могут быть ему и во вред, всевая в него прилоги гордости и тщеславия.

Как пишет прп. Иоанн Лествичник, «одним святым свойственно без вреда слышать себе похвалы».

Схиархимандрит Софроний так пишет об этом: «Благодать Божия не допускает истинного христианина говорить своему собрату похвалу, которую даже совершенные нередко не могут понести без вреда. Похвалы говорятся только в том случае, когда кто-либо изнемогает от отчаяния».

Также Оптинские старцы считали, что похвала в лицо может принести вред душе христианина.

Поэтому подвижники благочестия боялись похвалы, боясь превозношения и потери смирения, а с ним и благодати Господней. Старец Анатолий Оптиной пустыни услыхал, что о. Иоанн С. видел его в видении, молящегося в сослужении ангелов. Услышав это, о. Анатолий даже захворал; затем он постился и молился, чтобы Господь изгладил из его ума мысль о слышанном.