Отношение христианина к страстям его

Общаясь со многими православными христианами, которые вполне воцерковлены, иногда видишь сильную проблему: полную дисгармонию личности. Часто причина этого парадоксальная: человек знает заповеди. Но, вместо покоя, гармонии с собой и миром, иногда духовная жизнь такого христианина превращается в систему страхов и ритуалов по борьбе с этими страхами.
Человек накручивает свои нервы. Доходит до неврастении и нервных срывов. Все это умножается на то, что вокруг такого человека многие люди живут более гармонично. Это вызывает агрессию: сознательную или неосознанную. Тогда внутриличностная дисгармония превращается в расстройство социальной адаптации человека: рушатся семейные отношения, нарушаются отношения в коллективе, теряются друзья.
Воцерковленный человек двумя руками держится за эту систему страхов, считая ее покаянным чувством.
Покаяние ли это? Духовная ли жизнь заканчивается неврозом, неврастенией и депрессией? Как святые отцы учат о отношении христианина к страстям его?

 

Мне кажется, что было бы интересно обсудить статью Игнатия Брянчанинова "Отношение христианина к страстям его" из его Аскетических опытов.
Мне кажется, что именно неправильное отношение к собственным недостаткам, является первой причиной православного невроза.

 

В первую очередь слово о нищете духовной, о смирении:
Однажды в одной из тем форума говорилось о планке наших требований к себе.
Конечно, смирение наше начинается с того, что мы отвергаемся собственной воли, ради воли Божией и воли ближнего (если она не противоречит воле Божьей). То есть смиренный человек при выборе: есть колбасу в пост, или нет, выберет "если церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь" (Матф.18:17), то есть выберет волю церковных постановлений.
Но заставляет ли смирение кусать локти от осознания своих грехов? Нет, вера в Спасителя - это одновременно исповедание себя поврежденным настолько, что мне нужен Спаситель, и Спаситель Божественный. А что Господь говорит о поврежденных людях: "Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые" (Матф.7:16-18). Что это за плоды? помыслы, слова и дела ветхого, падшего человека. Меня всегда поражает, как христианин удивляется своим грехам. Такое удивление может родиться только от тщеславия: "Я несть якоже прочие человецы, как же я мог так учудить?". Да как? Как терновник рождает терние! По своей поврежденной природе. Наоборот, если что-то во мне родится красивое: помысел или дело, нужно сомневаться - виноград ли это, или репейник, похожий на виноград.
Первый плод смирения - человек знает свою нищету духовную, то есть знает и готов к рождению репьяхов, и не ждет ничего от себя высокого и святого. При обратном состоянии, человек постоянно ожидает от себя праведности, но "не идет нашей корове черкесское седло": и крышу срывает.

 

Это не страх согрешить. Это немного другое: человек изобретает себе свою икону, выдумывает систему поведения, а потом страшится отклониться от этой модели. Не согрешить он боится, а отойти от своей искусственной схемы, рожденной его собственной фантазией, вольной трактовкой Евангелия.
Евангелие - это не закон, Евангелие - это способ жизни и дух. Когда человек пытается вырезать из Евангелия что-то (секаре: вырезать, сектор: кусок), в голове появляется уже не заповедь, а моя фантазия о ней.

 

Страх покарания: в Евангелии это наказание заключается в том, что я сам себе наношу язву, сам в себя вношу огонь страстей. Даже в ад Бог человека не отправляет: ад мы разжигаем в себе сами.

 

Я всегда удивляюсь, смотря на распятие: Тот, Кто умер за меня, может ли сделать мне что-то плохое? Нет!

 

Смирение - свойство Христово. Христос - Бог. Его свойства неописуемы. Теория о смирении - "феория", созерцание. К нему можно прикоснуться, но оно остается выше человеческих слов

Вы во втором пункте прекрасно подметили ее свойство.

Об этом мы повторяем каждую ектенью: "Сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим".

Смирение говорит как благоразумный разбойник : "достойное по делам моим получаю", то есть готово на любую скорбь. Оно принимает все, что любящий Отец посылает ему.

Смирение вместе с Петром говорит: "Я, Господи, недостоин быть с Тобой в одной лодке", то есть не ждет от себя никаких высот духовных, например, свободы от страстей.

Смирение вместе с сирофиникиянкой согласно с тем, что оно подобно собаке, а не праведнику, который в отличии он него достоин всяких наград.

Но воплощенное Смирение всегда творит дела пославшего Его. Поэтому менее всего смирение похоже на безучастность и бездеятельность.

Смирение готово служить людям: "Также и младшие, повинуйтесь пастырям; все же, подчиняясь друг другу" (1Пет.5:5), но даже воплощенное совершенное Смирение спрашивает у Анны-фарисея: "если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?" (Иоан.18:23).

 

У психиатров есть понятие "синдром выгорания". Это - паралич душевных и телесных сил в человеке. При анализе этого состояния, видишь, что в основе его лежит четыре проблемы, одна из них - неудовлетворенное тщеславие (то, когда чувствуешь себя драгоценным виноградом). Само содержание синдрома: печаль мирская, которая умерщвляет, одна из восьми страстей. Вот тогда человек и впадает во все тяжкое.

 

Проблема западного христианства в том, что оно все более и более углубляется в Ветхий закон (заповеди Декалога), так что протестантский молельный дом теперь ничем не отличается от синагоги. Это происходит из-за неправильного отношения к собственным недостаткам.
Евангелие означает - благая, радостная, счастливая весть о том, что на землю пришло счастье (вот почему досадно наличие "православного невроза" "прав. неврастении" и "прав. психопатии", также наши конфликты с окружением чаще всего - мы пытаемся их (мужей, детей, родителей, коллег) загнать в наши рамки, а они не хотят ).
Христос говорит: блаженны (счастливы, способны к радости, имеют гармонию с собою и миром) ... и далее: нищие духом, плачущие, кроткие, алчущие правды...
Западные христиане, отказавшись от нищеты духовной, мня о себе, что они благороднейший виноград, сузили евангельские заповеди до формальных правил: не кури, не убивай, не прелюбодействуй, не воруй - исполнили их, и получили иудейскую праведность ... и успокоились, победили свои страхи и смогли заняться землей, построить города, укрепить доллар, основать Голливуд.

 

Христос говорит: блаженны (счастливы, способны к радости, имеют гармонию с собою и миром) ... и далее: нищие духом, плачущие, кроткие, алчущие правды...
Корень счастья, гармонии с собой и с миром: нищета духовная.
Оно заключается в том, что я признаю себя в первом классе, что я умею пока еще только кружочки и палочки писать, что интегралы и логарифмы еще впереди (и не скоро впереди). Я осознаю, что болен, что поврежден. Что не способен ни на какое доброе дело, например, чистую молитву без развлечений или чистоту сердца от блудных помышлений (привет Георгию из темы о мальчишеских проблемах).
Смотрю на свои добрые качества. Я когда-то был духовником городской тюрьмы. Я общался с душегубами и татями. Я ни разу не пользовался в жизни ни автоматом, ни пистолетом, ни ножом (последнее - кроме бытовых целей), но я ни разу не почувствовал в себе превосходства над ними: мои добрые дела порождены иудейским: "несть якоже прочие человеки". Хвалите меня все! Я не убил, не украл, не прелюбодействовал, хожу в храм, молюсь, пощусь, причащаюсь! Такая капля (ведро, бочка) цианистого калия находится во мне всегда.
Часто этот цианистый калий моего падения, моей нищеты и пустоты, являются в своем чистом виде, и тогда я грешу. Иногда заметно для всех: устрою свару, или что-то сделаю. Иногда не заметно - отвлекусь в молитве, или осужу человека в мыслях.

Вдохнем поглубже прекрасный аромат абрикосовых косточек, - это цианистый калий. Его штампует мой завод: мое падение. Оно велико. Для его исцеления пришел на землю Бог.
Но спасение синергично. Бог сделал все. Теперь моя очередь.
Ну, неужели я настолько глуп, что думаю - это произойдет мгновенно?
Да, на столько. Думаю. От этого кусаю свои локти всякий раз, когда согрешу. От этого: я - рыба, бьющаяся о лед. Диавол счастлив, силы, нужные для борьбы с грехом, потрачены на борьбу с ветряными мельницами. Люди, бойтесь, я иду к вам потеряв всякие силы сдерживать себя, устав от самого себя. Когда же я научусь началу смирения? Когда же я услышу Христа: когда увидишь себя нищим духом, станешь нищим духом - в тебе начнется счастье, твой мир изменится, а стяжавший мирный дух становится светом для всего мира (начав с семьи).

 

Мне кажется, отличный повод говорить о нищете духовной - толкование 11 главы Евангелия от Иоанна. Это история воскресения Лазаря. По уставу она читается в конце времени подвигов: Великого Поста.
Христианское подвижничество открывает человеку глаза на его нищету духовную: моя душа - это не сокровищница добродетелей, как думает иудей-католик-сектант, а гнилой смердящий труп. Когда он воняет, он делает свое.
Вся моя внешняя религиозная жизнь, все мое внешнее исполнение заповедей - это старания заткнуть щели своего гроба, чтобы не воняло: не убил, не осудил, не нарушил пост. Стоит ли этим хвалиться?
То есть весь день, пока я рядом с людьми, я должен нести свой гроб аккуратно, сохраняя приличия, правила поведения, внешние заповеди - держать язык за зубами, трудиться честно (особенный момент, не включать порносайты, не садиться за стол с водкой и тд - или гроб лопнет), чтобы на моего ближнего не потек поток зловония. Я надеваю маску христианина чтобы не соблазнить ближнего. (у добрых дел есть еще одно важное свойство - если солома будет долго стоять возле огня, солома загорится, если врач будет долго нажимать на сердце, которое не бьется, оно может забиться, так что "всесожение твое, тучно буди").
Но да не будет того, чтобы я забыл о том, что я есть на самом деле. Особое время для того, чтобы открыть свой гроб для Того, Кто может воскресить - время, когда я стою перед Богом.
Что это за время? С одной стороны, это время молитвы, чтения правила. богослужение, с другой - всякий момент моей жизни. Никто не препятствует мне всегда предстоять моему Богу во внутренней кельи моего ума и сердца: даже когда я занимаюсь ношением благоприличной маски, я могу продолжать обонять свое падение.
Это зрение своего мертвеца рождает то, что совершала Марфа и Мария на гробе брата: плачь - второе проявление и ступень блаженства. Этот плачь называется молитвой. Любая молитва домашняя и церковная - это плачь Марфы и Марии над гробом Лазаря, мой плачь над моей умерщвленной душой. Есть обычай совершения Иисусовой молитвы. Этот плачь совершается даже во сне, но о ней я только читал. Эта молитва самое удобное средство оплакать своего мертвеца в любом месте: на работе, в автобусе. на шумном корпоративе, на скучном совещании и, конечно, когда Господь попустит упасть. О ней лучше расскажет монах Константин, уж больно хорошо он сказал об умноим делании во время суетных занятий.
Лучший Врач этот плач назвал частью блаженства, счастья и радости, которой у нас никто не отнимет.